Первого сентября Натка плакала. Расчувствовалась!
А как она могла не расчувствоваться?
Все было так торжественно и красиво!
Клены у широко распахнутых по случаю праздника школьных ворот прощально шуршали и время от времени роняли резные листья, как скупые слезинки.
Темные ели у крыльца зеленели сурово, но жизнеутверждающе. Мол, будет трудно, но вы, дети, молодые побеги, обязательно прорастете сквозь бетон.
В школьном дворе волновалось синее, в белой пене кружев и бантов, живое море: базовым цветом форменной одежды шоко-школьников была «берлинская лазурь».
Натка, не первый год работающая на верстке в газете, с дизайнерской таблицей «Пантон» была знакома и названию цвета школьной формы не удивилась.
Поначалу.
Потом-то у нее возникли смутные сомнения: а случайно ли эта их лазурь – именно берлинская?
– Анна Беккер! София Вагнер! Герман Дельвиг! – проводила перекличку своих новобранцев учительница Яна Арнольдовна Герц.
Как на подбор, одни немецкие фамилии…
– Ольга Кляйн! Арсений Кузнецов!
– Прям будто в гестапо нас с Сенькой затащили, – пробормотала себе под нос Натка, ощущая себя несколько неуютно.
Как будто они с Сенькой не такие, как все тут.
Как будто они хуже других.
А почему это они хуже?
Потому что на Натке бриллиантов нет, как на других мамашах?
Так это же не говорит о том, что у нее этих бриллиантов вовсе не имеется.
Да у нее, может, дома целая куча этих бриллиантов! Полный комод. И все фамильные, от прапрабабушки, личной фрейлины государыни императрицы.
Просто Натка воспитана хорошо и не тычет своими бриллиантами в нос окружающим.
Кто вообще надевает платья в пол и драгоценности будним утром?!
Ну кто – Алена Дельвиг надевает.
И мама девочки Вагнер тоже.
Обвешались сверкающими каменьями так, что даже лапы елок, по опыту знающих, каково это – в праздничном убранстве щеголять, насмешливо вздрагивают.
Нормальные люди одеты нарядно, но со вкусом, соответственно ситуации: в элегантные костюмы. Как Натка, например, на ней песочного цвета брючная двойка с белой блузкой. Не с миланского показа мод, конечно, но из «Зары», что вполне прилично…
А фрау Дельвиг и Вагнер шуршат шелками и бархатом, звенят браслетами…
Вееров из павлиньих перьев им не хватает – прятались бы за ними, шушукаясь, чтобы не нервировать нормальных людей.
Очень Натке не нравилось то, что, шушукаясь, фрау поглядывают на нее.
И что им не так, спрашивается?
Она красивая молодая дама и держится с достоинством, благородно – вон, до сих пор не схватила шушукающихся фрау за бархатные бретельки, не встряхнула пытливо: в чем дело? Какие ко мне претензии?
С Мариной Вагнер Натка уже разговаривала накануне.
Эта самая Марина первой составила компанию Алене Дельвиг в родительском комитете и обзванивала всех остальных накануне со странным вопросом:
– Вы требования к букетам знаете?
– Требования к букетам? – озадачилась Натка.
В ее школьные годы никаких требований к букетам не существовало. Желательно было, чтобы он, букет этот, имелся, но если нет – ничего страшного. Приносили с собой, как говорится, праздничное настроение, оно и служило самым главным украшением.
– Родительский чат не читаете? – Марина Вагнер укоризненно поцокала языком, мол, с кем приходится дело иметь, совершенно безответственные люди! – Вчера же написали: взрослые букеты – только розовые. В смысле, из роз. Это любимые цветы Яны Арнольдовны. Розы берем только красные или бордовые, лучше всего эквадорские, длина стебля до метра, размер цветка порядка десяти сантиметров. Не заворачиваем!
– Но почему?..
– Что – почему? – Марина быстро теряла терпение. – Непонятно, что с завернутыми букетами потом возиться долго? И домой их везти как? А пятнадцать однотипных розовых букетов мы аккуратненько в клееночку завернем, срезы влажной тряпочкой обернем, в багажник положим и довезем куда надо в лучшем виде. Хоть домой, хоть в магазин на реализацию, если Яна Арнольдовна предпочтет деньгами…
Натка никогда раньше не задумывалась о том, что происходит с букетами, подаренными учителям. Да, если рассматривать их с точки зрения оптимизации и монетизации, деловитая Марина Вагнер права…
– Хорошо, мы купим розы, – сказала она в трубку. – Но стебли метровой длины – это не слишком ли? Детей за ними видно не будет!
– Вы чем слушаете, Наталья? – рассердилась фрау Вагнер. – Я же по-русски сказала: это взрослые букеты! Те, которые принесем и вручим мы, родители! С детьми, конечно же, другая история…
– То есть нужны два букета?!
– Разумеется! Букеты первоклассников должны быть небольшими, округлыми, и вот их мы тщательно упаковываем, чтобы ребенок не запачкался пыльцой, не укололся шипами, не намочил форму.
– А…
– Позвольте, я договорю! Детский букет – обязательно яркой расцветки! У нас будет фотосессия и видеосъемка, пожалуйста, не испортьте общую картинку какими-нибудь унылыми темными ирисами или бурыми астрами.
Натка поперхнулась невысказанными словами.
Красно-коричневые астры для нее лично были символом Первого сентября.
Бабушка всегда покупала им с Леной именно такие, а иногда еще ярко-желтые дубки: это были самые дешевые цветы, и их характерный запах – густой, торжественный и строгий – идеально подходил грустному празднику, отсекавшему очередное лето, полное тепла и свободы.
Бабушке нравились темно-красные астры, она всегда готовила три букета: один – для Лены, второй – для Натки, третий – в вазу из толстого синего стекла. Вазу она ставила на комод, поверх кружевной белоснежной салфетки…
Натка с Леной возвращались из школы – слегка утомленные первым после долгих каникул учебным днем, возбужденные праздником и встречей с одноклассниками, полные впечатлений и смутного беспокойства: впереди очередной школьный год, новые предметы, заботы и тревоги… А дома их встречал и обволакивал горьковатый, как успокаивающий чай, запах красно-бурых астр…
Они потом такие же астры на бабушкиной могилке посадили.
– Имейте в виду: если астры, то только сорта Страусово перо, Дюшес, Американская – крупные, шарообразные, белые или розовые. В принципе, можно еще георгины, только не темные. Гладиолусы не берем, они не в тренде. Да, самое главное! – Марина заволновалась пуще прежнего. – Никаких лилий!
– А с лилиями что не так?
– Ну здрасьте! Это же сильнейший аллерген! Не забываем, что цветы до конца дня будут стоять в классе, где сидят ученики! У вашего ребенка нет аллергии?
– У нашего – нет. У нас все больше по-простому: коленки сбитые, шишки, ссадины…
Натка благоразумно умолчала о типичной Сенькиной «болячке» – расстройстве желудка из-за съеденных прямо с дерева незрелых абрикосов. И правильно сделала – Марина и шишкам со ссадинами ужаснулась:
– В каких условиях у вас мальчик живет?! Надо быть как-то ответственнее!
– Надо – будем, – устало согласилась Натка, которой очень хотелось поскорее закончить этот разговор.
Было уже семь часов вечера. На сковородке в кухне вовсю шкворчали котлеты, соперничая запахом с ароматом темно-красных астр, которым только что запретили идти завтра в школу.
– Так про букеты все вам понятно? – настойчиво уточнила Марина. – Вы сможете соответствовать требованиям? Если есть проблемы с подбором цветов, еще не поздно добавить вас в общий заказ, цена вопроса шесть тысяч рублей, можете прямо сейчас перебросить мне их на карту и спокойно подходить завтра утром – букеты подвезут прямо к школе.
– Спасибо, не беспокойтесь, мы справимся сами, – вежливо ответила Натка и закончила телефонный разговор, решив, что Марина Вагнер ей не указ.
Сенька пошел на праздник с бабушкиными астрами.
– Традиции – это святое, – непримиримо сказала Натка и сама сфотографировала нарядного сына с букетом из темно-красных пушистых звездочек.
И ничего они не испортили картинку – очень красивые снимки получились.
Впрочем, компромисса ради Натка купила еще в переходе у метро пять долговязых бордовых роз.
А половину темно-красных астр оставила дома – в старой вазе из толстого синего стекла, стоящей поверх салфеточки на комоде.
– Да чтоб тебя!
Телефон завибрировал, передавая дрожь расшатанному столу и клавиатуре, когда Натка под приглядом корректора спешно вносила правки в верстку.
Новая юная журналистка, взятая на испытательный срок, с ходу отличилась и насажала в тексте ошибок. И каких! Вместо «освящение» написала в заголовке «освещение»: «В столице прошло освещение нового собора».
– Это, видимо, про переход от свечей к электричеству? Отличная новость! – язвила корректор – дама строгая, из тех, кого в интернете называют «граммар-наци».
А Натка из-за затрясшегося стола позорно промахнулась мимо нужной буквы и добавила в злополучный текст опечатку от себя лично.
– Прошу прощения, – сказала она корректорше. – Слушаю! – а это уже в телефон.
– Наталья, дорогая, здравствуйте! Это Алена Дельвиг из родительского комитета, – мелодично зажурчал голос в трубке.
– И вам не хворать, – пробурчала Натка и наконец исправила «освещение» на «освящение». – М-м-м?
Она вопросительно покосилась на корректоршу, та неохотно кивнула – мол, да, теперь все в норме – и отошла.
– Наталья, нам с вами обязательно нужно встретиться! – сказала Алена в трубке. – Это крайне важно, вопрос касается…
– Денег? – безрадостно предположила Натка.
– Нет! Какие деньги? Речь о детях!
– Дети – цветы жизни, – зачем-то сказала Натка.
Это прозвучало очень веско.
– Вот именно, – после короткой паузы согласилась Алена. – Как у вас сегодня со временем, сумеете выкроить полчаса для важной беседы?
– Могу с тринадцати до половины второго, – сказала Натка.
Вообще-то обеденный перерыв у нее был с часу до двух, но фрау Дельвиг просила только полчаса, так зачем же давать ей больше? К тому же Натке нужно было еще успеть пообедать. И сделать это она собиралась в недорогой служебной столовой, а не в каком-нибудь пафосном заведении.
В том, что председательша не назначит ей встречу в сквере на лавочке, Натка не сомневалась: это наши люди не ездят в булочную на такси, а такие вот фрау без понтов и шагу не ступят.
– Вы же где-то в центре находитесь? – всезнающая Алена Дельвиг озвучила местоположение Наткиной редакции и уточнила: – Я правильный адрес называю?
– Угу.
– Тогда давайте попросту, без церемоний, как две студентки, – в час дня в «Старбаксе», он у вас там рядышком, – предложила фрау.
– Договорились.
Натка выключила телефон и вернулась к работе.
В ее представлении для встречи а-ля девочки-студентки «попросту, без церемоний» гораздо больше подходило демократичное уличное кафе, но и «Старбакс» был не худшим вариантом. Чашка кофе за двести сорок рэ ее не разорит.
И на какую-такую важную тему хочет поговорить с ней Алена Дельвиг?
В «Старбакс» Натка вошла в тринадцать ноль две в состоянии скрытого беспокойства.
Председательша родительского комитета почему-то стойко ассоциировалась у нее с неприятностями. Хотя с виду – премилая дама, вся такая изящная и благородная… Серо-сизое шелковое платье, туфли с красной подошвой, в ушах серебристые жемчужные горошины – хоть сейчас на бал в Дворянское собрание!
Натка одернула помявшуюся за работой белую блузку, поправила ремешок летних брючек, глянула на свои замшевые лоферы из интернет-магазина – пыль бы с них стряхнуть, хотя зачем, они же от этого не превратятся в лабутены…
– Добрый день! – Алена, которая уже ждала за столиком, встала и по-мужски протянула Натке руку – подчеркнула деловой характер встречи. – Спасибо, что нашли время встретиться…
– У меня всего лишь полчаса. – Натка села и оглянулась на барную стойку.
– И их нелегко выкроить, понимаю, тоже спешу почистить перышки. – Алена отвернулась от Натки, чтобы первой сделать заказ подоспевшей официантке. – Нитрокофе есть у вас? А колдбрю? А что есть? Ой, ну давайте что-нибудь холодненькое на фундучном молоке… Нет фундучного? Ладно, на миндальном.
– Капучино, – коротко сказала Натка, отвечая на невысказанный вопрос в усталом взгляде официантки. – Маленький, с сахаром, на нормальном человеческом молоке.
– А вы готовите на человеческом молоке?! – захлопала глазами Алена Дельвиг.
– Я имела в виду коровье, – объяснила Натка и поймала дружелюбную улыбку повеселевшей официантки.
Что ж, можно надеяться, что ей тут не плюнут в кофе. А вот Алене стоило бы обеспокоиться. Никто не любит капризных выпендрежников, особенно заморенные работники общепита.
– О, это остроумная шутка! – Алена покивала Натке. – Я оценила. Мы, Дельвиги, знаем толк в фигурах речи и изящной словесности. Наш знаменитый предок…
– А вы принадлежите к потомкам того самого Дельвига?
– Это фамилия моего мужа, – несколько скисла Алена.
– А он тоже поэт?
– Нет, он инвестор, и успешный… А вы знаете, что из лицейских поэтов именно Дельвиг был первым, кто стал печататься в журналах? Он, а не Пушкин. Думаю, это фамильная черта Дельвигов – успевать раньше других, – Алена подмигнула Натке и безмолвным кивком отпустила девушку, которая принесла им кофе.
– Спасибо, – сказала Натка в спину уходящей официантке. – Так о чем вы хотели поговорить?
– О вашем мальчике, – Алена пригубила свой напиток и покривилась. – Мята несвежая… Так вот, о чем я? Если помните, Яна Арнольдовна еще на первом собрании предупреждала, что ей понадобятся анкеты на всех учеников класса с контактными данными и полной информацией о ребенке. Думаю, вы понимаете, что учитель должен знать о каждом ребенке все, ведь любой пробел может обернуться проблемой. К примеру, у одного из мальчиков непереносимость лактозы, и это нужно учитывать при заказе питания, ему будут давать кокосовое молоко вместо, как вы выразились, «обыкновенного человеческого».
– У моего сына нет никакой пищевой аллергии и ограничений по питанию.
– Да-да, я знаю, на днях он приносил в класс какие-то цветочки и предлагал всем пробовать, какие они сладенькие, – усмехнулась фрау Дельвиг.
– Клевер, наверное, – Натка против воли покраснела.
Может, капризуля-выпендрежница думает, что Сенька недоедает? Ее мальчик так голоден, что питается подножным кормом?
– Мы в детстве называли эти цветочки «кашками». Они действительно сладкие, их надо сосать…
– Спасибо, не нужно интимных подробностей, – неприятно засмеялась Алена – пошутила, так сказать, показала, что тоже знает толк в изящной словесности. – Я, собственно, хотела обратить ваше внимание на то, что вы заполнили анкету невнимательно, целый ряд вопросов оставили без ответов. А это важные вопросы…
– Какие же? – Натка отхлебнула капучино – вкусный! – и поставила чашку на блюдце, постаравшись не звякнуть: спокойствие, только спокойствие…
– Ну, например, вы ничего не написали об отце Арсения. Кто он? Чем занимается?
– Чем угодно, только не воспитанием моего ребенка, – Натка особо акцентировала местоимение. – Отец Арсения не играет никакой роли в его жизни и поэтому недостоин упоминания в таком важном документе, как анкета первоклассника, – тут она улыбнулась – мол, шутка! – но довольно прохладно.
– Понимаю, – Алена Дельвиг окинула собеседницу оценивающим взглядом. – У Дельвига, кстати, было три незамужних сестры, и он им всем помогал… А вам кто?
– У меня тоже есть заботливые родственники и верные друзья.
– Тогда, может быть, вместо отца ребенка вы запишете в анкету этих родственников? Чем они занимаются?
– Моя сестра – судья… Слушайте, а зачем вам это нужно? – Натка рассердилась.
– Ну как же! Ведь формируется круг!
– Какой еще круг? – Натка дернулась и толкнула стол. На салфетке под чашкой образовался кружок от пролитого кофе.
– Вы, я вижу, не понимаете, – Алена Дельвиг вздохнула. – А ведь наши дети сейчас – совсем как лицеисты в Царском Селе…
– Не понимаю.
– Бывает, – кажется, фрау ей уже хамила. – В таком случае имеет смысл довериться людям понимающим…
– Вам, что ли? – хамство оказалось заразительным.
– И нам, – Алена снова пригубила свой напиток, поморщилась, поставила бокал и полезла в сумку, горделиво занимающую отдельное место.
Заслуженно: одна эта сумка стоило больше, чем половина мебели в кафе.
Алена достала листок, исписанный собственным Наткиным почерком, и положила его на стол:
– Давайте договоримся, что вы постараетесь устранить пробелы в анкете, насколько вам по силам это сделать. Хорошо?
Натка молча взяла листок. Рука ее вздрагивала. Бумажку хотелось скомкать и бросить в ухоженное лицо улыбающейся фрау.
– Заполненную анкету отсканируйте, пожалуйста, и пришлите Яне Арнольдовне на почту, она указана в чате. До свиданья! – Алена Дельвиг встала, бросила на стол нарочно смятую купюру и простучала каблучками к выходу.
– До новых неприятных встреч, – мрачно пробормотала Натка и попросила у официантки ручку.
Круг, значит, у них формируется?
Ну, пусть будет круг. Они с Сенькой не сдадутся и плотно в нем окопаются.
Как там было у Пушкина, друга того самого Дельвига, которого угораздило оказаться пра-прадедом инвестора?
«Отечество нам Царское Село»…